Horse Lifes

– Вы моложе, чем я ожидала, – произнесла она, бессознательно четко выговаривая гласные. – Вы уверены, что вы тот, за кого себя выдаете?

– До сих пор был уверен.

Она пристально посмотрела на меня. Я сказал:

– Я отнюдь не людоед, которого вы описали в «Барабанном бое».

– Вы довели Говарда до отчаяния, – жестко возразила она. – Что-то надо было предпринять. Я не ожидала такого шума. Меньше всего я намеревалась поставить в неловкое положение Говарда. Он объяснил мне, что ваша гнусная кинокомпания зла на меня, но, когда я вижу несправедливость, я должна рассказать о ней.

– Всегда? – с интересом спросил я.

– Конечно.

– И часто это доставляет вам неприятности?

– Я не из тех, кто боится трудностей.

– Можете ли вы написать краткое извинение в адрес кинокомпании, – спросил я, – ради блага Говарда?

Она возмущенно покачала головой, потом обдумала мое предложение и наконец, кажется, заколебалась; необычное состояние для нее, предположил я.

У нее были короткие темные волосы с пробивающейся сединой, бесстрашные карие глаза, обветренная кожа, на лице никакой косметики, никаких украшений на загрубевших от работы руках.

– Вы говорили с кем-то работающим в «Барабанном бое»? – поинтересовался я.

Она вновь заколебалась, и вид у нее был не особенно радостный.

– Я говорила не совсем то, – неохотно ответила она, – что она записала себе.

– Она?

– Она – моя старая приятельница. Мы вместе учились в школе. Она работает в разделе «Жар со звезд», и я думала, что это поможет Говарду в борьбе против вас. Она не писала того, что там было напечатано. Она просто передала информацию редактору раздела, как всегда делает. Понимаете, она собирает материал, а потом его в газете делают сенсационным, как она мне объясняла. Кто-то специально занимается этим.

Делать сенсационным – ну и процесс! Но я предполагал, что без этого жалобы Говарда не стоили бы места в газете.

– Как долго, – продолжал я, – вы знаете Говарда?

– Зачем вам это знать?

– Я только гадал, насколько глубоки могут быть ваши обязательства перед ним.

С оттенком враждебности, которого я ожидал, она сказала:

– Я могу считать себя обязанной человеку, даже если знакома с ним всего пять минут.

– Уверен в этом.

– На самом деле я знаю Говарда с тех пор, как он нанес нам визит после смерти папы.

Слово «папа» она произнесла совершенно естественно; это только я счел его странным и неподходящим для особы в ее возрасте.

– Он явился, чтобы встретиться с вашей матерью?

– В принципе, я так полагаю.

– Из-за некролога?

Она кивнула:

– Говард посчитал его интересным.

– Хм-м… – Я помедлил. – Вам случайно не известно, кто написал этот некролог?

– Зачем вам это знать?

Я пожал плечами.

– Из интереса. Мне показалось, что автор вкладывал в него личные чувства.

– Понимаю. – Она помолчала секунду, потом призналась: – Я сама написала его. Он, конечно, был отредактирован для газеты, но основа была моя.

– Да? – неопределенно отозвался я. – Вы писали о потенциальной карьере вашего отца, погубленной смертью Сони?

– Да

– Вы писали так, словно это волновало вас.

– Конечно, меня это волновало, – с горячностью произнесла она. – Папа никогда не обсуждал это со мной, но я знала, что ему было горько.