Horse Lifes

И тогда я сказал:

– Если кто-либо из вас сомневается, стоит ли завтра хорошо поработать на меня, я предлагаю ему состязаться со мной в скачках здесь и сейчас.

Я не знал, что собираюсь сказать, пока не выговорил это. Но раз уж я сказал, пути назад не было.

Они смотрели на меня. Я продолжил:

– Я не невежда, не шут и не тиран. Газеты лгут. Как это бывает, вы, конечно, знаете?

Они немного расслабились, кое-кто уставился себе под ноги вместо того, чтобы смотреть мне в лицо, но один из них медленно и молча расстегнул свою замечательную рубашку в зеленую и белую полоску. Он снял ее и протянул мне. Под рубашкой у него был обычный синий свитер с белым шарфом вокруг шеи.

Я отцепил от пояса мини-рацию и связался с Эдом.

– Ты где? – спросил я.

– В паддоке.

– Хорошо. Пришли сюда три лошади, под седлом и в упряжи, каждую пусть ведет грум.

– Ясно. Которые три?

– Три самые быстрые, – велел я. – И доктора, которого мы привезли с собой. Попроси его прийти в паддок.

– Вам не надо изображать героя, – cказал один из жокеев. – Мы принимаем ваши объяснения.

Однако тот, кто снял свои цвета, продолжал протягивать их мне, как перчатку в знак вызова.

Я расстегнул «молнию» своей штормовки, снял ее и бросил на траву. Потом туда же последовали свитер и рубашка. Под рубашкой у меня не было ничего, но я не чувствовал, как ветер холодит мою кожу: некогда было думать об этом. Я надел предложенную мне бело-зеленую рубашку и указал на шарф. Так же молча он был протянут мне и я завязал его, благодаря звезды, что помню, это делается.

Поскольку сегодня была всего лишь репетиция, к тому же пешая, никто не позаботился о хлысте и никто из жокеев не надел обычные защитные приспособления для тела, предохраняющие упавших наездников от копыт лошадей. Никто не упомянул об этих упущениях. Я застегнул рубашку и заправил ее в брюки, потом взял y кого-то защитный шлем с алым верхом.

Показался Эд, ведущий трех лошадей.

Неожиданно рядом со мной возник Монкрифф и спросил:

– Что, черт побери, ты тут творишь?

– Собираюсь скакать. – Я надел шлем и оставил ремешок болтаться.

– Ты не можешь это сделать!

– Будь другом и не снимай, если я упаду. Монкрифф простер руки и воззвал к жокеям:

– Вы не можете позволить ему это. Остановите его.

– Они читали «Барабанный бой», – коротко бросил я. – Хотим мы, чтобы завтра хоть одна зараза изображала скачки, или не хотим?

Монкрифф все отлично понял, но продолжал издавать бессвязные причитания о страховке, боссах, О'Харе и о том, что будет с фильмом, если я сломаю шею.

– Заткнись! – рявкнул я.

– Томас!

Я усмехнулся и сказал жокеям:

– Двое из вас могут состязаться в скачках со мной. Сожалею, что не могу привлечь вас всех, но завтра все наши лошади должны будут бежать и им необходимо быть свежими. Поэтому только двое. Кого вы выберете. Мы сделаем один круг с препятствиями, без переносных барьеров, поскольку устанавливать их уже некогда.

Молчание.

Втайне забавляясь происходящим, я подождал, пока Эд вместе с лошадьми не подошел к нам и не уставился потрясенно на мою недвусмысленную одежду.

– Эд, выведи машину сбоку от дальних дорожек, – я показал ему, куда именно, – и сделай круг впереди нас. Возьми с собой доктора на случай, если кто-нибудь упадет. Вон он. – Я указал рукой. – Сейчас он подойдет.