Horse Lifes

– Кто это? – спросил О'Хара. – И что это вообще было?

– Его мать, – объяснил Робби, – получила тяжелые ножевые ранения в этом доме в прошлую субботу. Он мог подумать, что мы каким-то образом нашли оружие,

– А может, ты нашел? – повернулся ко мне О'Хара. – О чем ты пытался поведать мне вчера? Но это не тот нож, который ты нашел на Хите, верно?

– Не тот.

Он нахмурился.

– Я ничего не понимаю во всем этом.

Я тоже не понимал ничего, но где-то должно было быть объяснение. Ничего не случается без повода.

Я спросил Робби Джилла, убиравшего медицинские инструменты:

– Вы знаете кого-либо по имени Билл Робинсон, он чинит мотоциклы?

– Вы в порядке?

– Не на все сто процентов. Так знаете?

– Билл Робинсон, который чинит мотоциклы? Нет.

– Вы знаете город. Кто может знать?

– Вы серьезно?

– У него может находиться, – коротко пояснил я, – то, ради чего был разгромлен этот дом.

– Это то, о чем вы говорили мне? Я кивнул.

Робби придвинул к себе телефон, сверился с записной книжкой, которую достал из кармана, и набрал какой-то номер. Он обзвонил одного за другим четырех абонентов, но наконец отодвинул телефон и удовлетворенно кивнул.

– Билл Робинсон работает в гараже Ригли и живет где-то на Экснинг-Роуд. У него хобби – он механик по мотоциклам марки «Харлей-Дэвидсон».

– Отлично, – сказал я.

– Но, – возразил О'Хара, – что у всего этого общего с нашим фильмом?

– Ножи, – ответил я, – и то, что Валентин Кларк знал Джексона Уэллса.

– Удачи вам в возне с дерьмом, – пожелал Робби.

Босс оказался вислоносым тощим бизнесменом несколько старше сорока лет, не имевшим ни малейшего желания даже взглянуть на увеличивающиеся стопки коробок с отснятой пленкой. Он сказал, что не смотрит кино. Он презирает киноактеров. Он думает, что режиссеров следует подпускать к финансам только в наручниках. Его поле деятельности – это рискованные вложения капитала с гарантией размещения. Не то поле, подумал я.

Он потребовал немедленно представить ему отчет за каждый цент, истраченный с первого дня основных съемок, в результате чего производственный отдел О'Хары потратил целый день, записывая по пунктам такие вещи, как продовольствие, транспорт, плата грумам, губная помада и электрические лампочки.

Мы сидели вокруг обеденного стола в номере О'Хары, я уже сходил в свои апартаменты и переоделся. Поверх зашитой раны Робби наложил тугую повязку. Я по-прежнему чувствовал легкую дрожь, но был вполне в состоянии не выдать ее. Я сосредоточился на обсуждении поездки Зигги в Норвегию; обсуждение шло под минеральную воду и бренди.

– Дикие лошади! – негодующе воскликнул босс, обращаясь к О'Харе. – У вас не было разрешения на то, чтобы ввозить лошадей из Норвегии! Их нет в сценарии.

– Они есть в воображении повесившейся женщины, – ровным голосом объяснил О'Хара. – Ее воображаемая жизнь – это то, что компания считает лучшим в замысле фильма, и то, что должно быть на экране. Норвежские кони будут чудесным штрихом для рекламы и принесут больше денег, чем будут стоить нам.

Ответ О'Хары заставил босса замолчать; он хмурился, но, видимо, осознавал, что если будет чрезмерно мешать продюсеру высокого класса, то тот попросту уйдет из проекта, и весь замысел рухнет. В любом случае он обуздал свои агрессивные порывы и, читая отчет об уплате жокею-победителю, всего лишь чуть поморщился.